Таинство Евхаристии, как Предание, которое хранит и созидает Церковь

(отличие православного понимания от протестантского символизма, и теории «невидимой единой Церкви»)

 

В III веке св. Ипполит Римский скажет: « мы подошли к самому истоку Предания»[[1]] именно перед тем, как рассказать о посвящении епископа, а затем о совершении – самой Евхаристии. Аналогично и св. Киприан Карфагенский к надлежащему исполнению епископского служения применяет характеристику: «Божественное предание и апостольское смотрение» (Послание 67, 5).

Почему столь важна апостольская преемственность для послеапостольского века?

Дело в том, что Предание не есть сумма знаний, которые можно усвоить непосредственно, прочитав книжку когда-то жившего незнакомого человека. С помощью Предания, которое дал нам Христос, становится возможным быть не рядом с Богом, не просто мыслить о Нем (благочестиво воспоминать), но быть с Богом и в Боге через изменение своего самосознания, после соприкосновения с этим Преданием. Поэтому, Предание – это ведение человека в Тело Христово, в Богочеловечество. Как может ввести сюда постороннего кто-то, кто сам чужд ему? Ап. Павел однажды вопрошает: «Что ты имеешь, чего бы не получил?» (1 Кор. 4, 7). А если не получил – что можешь передать?

В том-то и дело, что не Церковь хранит Предание, а Предание сохраняет Церковь, и вновь и вновь созидает ее, «прилагает», по слову ап. Луки, людей к Церкви (Деян. 2, 47) В храм зашли обычные люди с улицы. Как становятся они не просто «собранием единоверцев», но – «Телом Христа» (см.: Еф. 1, 23)? Могут они сами себя сотворить такими? Нет – «сие не от вас, Божий дар» (Еф. 2, 8). Значит не Церковь совершает литургию (богослужение на котором совершается Таинство Евхаристии), а Литургия совершает Церковь. В молитве эпиклезы молится священник: «…ниспосли Духа Твоего Святаго на нас и на предлежащие дары сия». Люди, собравшиеся в храм на Литургию, на «общее дело», и есть первый предмет, подлежащий освящению. Через Причастие Телу Господню они сами из толпы единоверцев должны преобразоваться в живое Тело Христово. Именно так ап. Павел именует Церковь (см.: Кол. 1, 24). Животворящий Дух Божий, Дух Предания, через вкушения Хлеба присозидает нас к Телу Христа. «И уже не я живу, но живет во мне Христос»… (1. Гал.2:20)

Христос назвал Церковь не «Духом Своим», но «Телом Своим». «Дух» может быть невидим, «тело» же – слишком весомая характеристика, слишком зримая. А потому и протестантская попытка оправдать неисчислимость собственных расколов через теорию «невидимой  единой Церкви» – это согласование богословия не с Писанием, а с веком романтизма и пиетизма. Люди же, предельно близкие апостольскому веку, считали иначе: «Никто да не обольщается! Кто не внутри жертвенника, тот лишает себя хлеба Божия» (св. Игнатий Богоносец. Еф. 5).

Св. Киприан напоминал, что «и таинство Пасхи, по закону, тоже требовало, чтобы агнец, закалаемый во образ Христа, снедаем был в одном доме. Бог так говорит: «В дому едином да снестся, …не изнесите мяс вон из дому» (Исх. 12, 46). Плоть Христова – святыня Господня – не может быть износима вон из дому; а для верующих нет другого дома, кроме единой Церкви»[[2]]

По «Учению двенадцати апостолов», именно открытое, совместное причащение видимому таинственному хлебу и созидает и являет единство христиан, единство Церкви: «Как этот хлеб был рассеян по холмам, и будучи собран, сделался единым, так да соберется Церковь Твоя от концов земли в Царствие Твое» (гл. 9).

Но, следовательно, там, где нет Литургии – там нет и Церкви. «Чистое приношение одна только Церковь приносит Создателю, и все сонмища еретиков не делают приношения Богу. Наше же учение согласно с Евхаристией, и Евхаристия, в свою очередь, подтверждает наше учение», – свидетельствует св. Ириней (III век)[[3]]. Чистую Жертву может принести Богу только истинная Церковь, а истинной может быть только та Церковь, которая создана истинной Жертвой. Вот откуда значение апостольской преемственности, и в этой же перспективе уясняется опасность уклонения в раскол. Можно унести с собою из Церкви Библию. Можно унести учение. Нельзя унести чашу Христову. А потому – не может быть self-made-Church, самодельной Церкви, воссозданной энтузиастами из исторической и онтологической пустоты. «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10, 17).

Литургия же, как полнота Богочеловеческой реальности, может прийти только от полноты. Отсюда рефрен апостольской проповеди: «Что мы приняли – то и передаем» (Гал.1:9). Что апостолы приняли от Христа – то они передали и своим ученикам, и то, что передали апостолы Церкви, то Церковь от них и приняла и передает участникам Тела Христова. Так из рук в руки переходила чаша Христова. «Подобно и чашу из окружающего нас творения Он исповедал Своей Кровию и научил новому приношению Нового Завета, которое Церковь, приняв от апостолов, во всем мире приносит Богу»[[4]] Если Церковь именно Евхаристическое приношение приняла от апостолов, то значит, именно его апостолы ей и передали. Предание – это тождественность Евхаристии.

Отсюда – убеждение св. Иринея Лионского, что «признак Тела Христова состоит в преемстве епископов» (против ересей, 4, 33,8). Воссоздать Церковь вне апостольского преемства можно было бы только через повторение Тайной Вечери. Но как раз та Жертва, по ясному слову ап. Павла совершена единожды (Евр.7:27)

А потому те, кто пытаются вырвать христианство из истории, остаются один на один не с Богом Завета, а с безбрежным морем произвольных фантазий. И именно как богословское оправдание онтологической пустоты своих общин, родилось у них «символическое» понимание Литургии. Слова Христа о Чаше с Его Кровью, с Кровью Вечности – «пейте от нее все» – они подменяют своим призывом: «вспоминайте о ней все». «Вспоминайте» – ибо связь между Голгофой , Тайной Вечерей и новыми хлебопреломлениями не более чем символическая, «вспоминательная». «Вспоминайте» – ибо мы уже не чувствуем себя Телом Владыки. «Вспоминайте» – ибо лишь человеческим собранием мы ощущаем себя в глубине наших оторванных от Церкви сердец.

Однако душа чувствует, что воспоминаниями ее голод не может быть утолен. Не поэтому ли умирающий Лютер – первый протестант, но все же протестант, признававший реальность Евхаристии, – свою последнюю «Песнь Любви» посвятил Церкви: «Пусть никто не думает, что он в должной мере узнал Писание по той причине, что читал его… Мы без Церкви – нищие. Это – истинно». Это были последние строки, написанные рукой реформатора…[[5]] Так неужели так трудно от стадионного шоу-скандирования заученных лозунгов, обратится просто к истории, и посмотреть Чего лишились, а точнее Чего так и не приняли от Христа и апостолов старые и новые, как всегда оптимистично настроенные, реформаторы Церкви: «Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира. Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою? Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, [так] и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек. Сие говорил Он в синагоге, уча в Капернауме. Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать? Но Иисус, зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на то, сказал им: это ли соблазняет вас?» (Иоан.6:48-61).

(Из книги диакона Андрея (Кураева) «Наследие Христа», главы «Тайное предание таинств» С. 93-97)

 

НА ГЛАВНУЮ